Книжная папка

Расстановка точек над "русским постмодернизмом": почему его никто не любит

Без диалога с реальностью любой диалог "внутри культурного пространства" - это гниющая бессмыслица. То есть т.н. русский постмодернизм

…На самом деле, самый, на мой взгляд, отвратительный и маразматический вид «постмодернизма», «постмодернизм по-русски» - имеет весьма малое отношение и к феноменологии Гуссерля, и к постструктурализму Морена и Бодрийяра и к «классическому» постмодернизму Жака Деррида или Умберта Эко.

«Русский постмодернизм» таких теоретических изысков и умствований не понимает.

Он у наших его, Господи прости, «адептов» скорее образ жизни. Вот в качестве самого простого и грубого примера – кто-нибудь может представить себе человека, даже позиционирующего себя в качестве истового и искреннего поклонника «постмодерна», вдохновенно слушающего, допустим, песни Pussy Riot?

Вот и мне тоже затруднительно: просто по причине отсутствия предмета для самого факта прослушивания.

…А если перед «русским постмодернистом» вдруг и возникает необходимость в, так сказать, «подведении теоретической базы» под свои, так сказать, «художественные решения», то он в лучшем случае обращается к изобретенному замечательным русским советским писателем Валентином Катаевым «методу мовизма». Смысл целеполагания которого весьма прост и, если огрублять, сводится к довольно внятному посылу: внутри культурного пространства произведения и/или фрагменты произведений искусства являются точно такой же частью культурного ландшафта, как и сама «живая жизнь». Посыл, безусловно, дискуссионный (я, к примеру, с ним категорически, несмотря на безусловное уважение к творчеству Валентина Петровича, не согласен), но – локально – вполне имеющий право на существование и это право доказавший. В первую очередь, кстати, «поздними» романами самого Катаева, написанными в данной стилистике, такими как те же «Трава забвения» и «Алмазный мой венец». Именно оттуда в первую очередь, а отнюдь не из теоретических построений Жака Деррида, вошли в современную русскую «постмодернистскую» литературу бесконечное «прямое» и «непрямое» цитирование, эклектика, «симуляция по Бодрийяру» и прочее «использование готовых форм». А если к подобного рода красоте добавить еще и «вкусовой релятивизм», уравнивающий внутри культурного ландшафта условную «улыбку Моны Лизы» с безусловными «прибитыми яйцами художника Павленского» и «апроприацию» (т.е. беззастенчивое присвоение чужого), то – вот вам и «постмодернизм как образ жизни».

Получите, что называется, и распишитесь.

…На самом деле – все просто. Человек живет не в виртуальном пространстве, а во вполне себе живой и конкретной истории и географии. И предметом исследования художника, при любом разнообразии форм и методов, соответственно, может быть только живая жизнь. Нагревшаяся под летним солнцем шершавая кора сосны под ладонью. Запах костра. Плеск реки. Трава, пробивающаяся вверх сквозь тусклый асфальт городов.

Непрерывная река истории.

Любовь.

Одиночество.

Смерть.

Вот это – и есть предмет исследования художественными средствами.

А методы – методы могут быть какими угодно: хоть «мовизм», хоть конструктивизм, да хотя бы и тот же самый постмодернизм.

Тут уж кому как удобнее: у каждого абрама своя программа.

Просто когда этот самый «постмодернизм» становится «образом жизни», когда «метод» подменяет «предмет», а «средство» становится «целью» - это по итогу может привести только к разрушению и разложению.

Образно говоря – на помойку.

Что, кстати, «русский постмодернизм» за последние двадцать с лишним лет своего существования совершенно блистательно доказал.