Общество

Станиславский и вопросы короткостволизма

Первое философское осмысление короткоствольного дискурса в отечественной публицистике

Взрывных устройств боятся два типа людей –

те, кто в них не разбирается совсем, и те, кто в

них разбирается слишком хорошо.

Сапёрная мудрость

Самый несуразный аргумент, который приводят в спорах о либерализации оборота короткоствольного оружия – цитата из Станиславского о висящем на стене ружье, которое отчего-то обязательно должно выстрелить в злополучном третьем акте. Бедный Константин Сергеевич, пытаясь образно выразить мысль о том, что на сцене (и не только среди декораций) не должно быть ничего лишнего, ничего, что не работало бы на реализацию общей идеи, и представить себе не мог, кому и в какие места век спустя будут тыкать стволом его несчастной берданки. Собственно, тот факт, что в затянувшейся уже на третье десятилетие (а заодно и третье тысячелетие) в нашем обществе дискуссии «о свободе обращения оружия» эта фраза считается за довод, да ещё такой, который требует логического опровержения на уровне «нет, не выстрелит», очень чётко характеризует обе стороны, принимающих в ней участие.

Враждующие группировки, одна из которых условно ставит себя на место некоего гипотетического благонравного законопослушного и ответственного гражданина, а вторая – на место государства, концентрируются на этом конкретном ружье, как некоем полностью детерминированном материальном объекте, имеющем только одну переменную, а именно «выстрелит – не выстрелит». При этом даже простой вопрос о том, зачем нужно ружьё, которое не выстрелит, выносится за скобки обеими сторонами.

Истинная же красота этой задачи в том, что у неё огромное множество переменных. На самом деле никто не может утверждать однозначно, будет ли ружьё именно на стене, или где-то ещё, например, в буфете, выстрелит ли оно в тот момент, когда это будет нужно, и не выстрелит ли тогда, когда это не нужно, произойдёт ли это именно в третьем акте, или ещё до того, как погаснет свет в зале, в кого оно выстрелит и в кого в итоге попадёт пуля, ограничится ли список целей только персонажами пьесы, или в него могут быть произвольно добавлены рабочие сцены, суфлёр и зрители, и не станут ли они отстреливаться. Ружьё умножает неопределённость на бесконечность, даже если никакого ружья нет, а есть лишь гипотетическая возможность наличия ружья.

Можно, конечно, решить эту задачу в общем виде, то есть просто определиться, нужно ли нам умножение неопределённости. Скажем, для драматурга появление такого фактора – Клондайк, пьеса начинает играть богатством открытых финалов, как калейдоскоп комбинациями осколков цветного стекла. Но, к сожалению, мы в этой постановке не драматурги, и даже не всегда главные герои, которым суждено дожить до выхода на поклоны. Поэтому приходится примерять на себя роли попроще, от «кушать подано» до третьего могильщика.

Но роль, сколь бы скромной она ни была, должна быть отыграна «на ять» по тому самому Станиславскому. То есть придётся вживаться в образы, руководствоваться их логикой и мотивами. Скажем, досталась вам роль того самого законопослушного представителя среднего класса. Купит ли ваш персонаж себе пистолет, если это будет так же легко, как купить новый мобильник или планшет? Задача не так проста – не выпадайте из образа, у вас двое детей, которых надо кормить, одевать, учить, покупать им те же планшеты и мобильники, жена, у которой тоже есть свои скромные желания, у вас кредит за машину, а возможно, и ипотека, а ещё хочется на загородный домик накопить, ну и на отпуск, будь он неладен. То есть, пистолет в списке ваших приоритетов будет далеко не на первом месте – обходились же вы как-то без него раньше.

Ну да, теоретически он может спасти вам жизнь, но и страховка может, при определённом стечении обстоятельств, уберечь от многих проблем, но многие ли из нас покупали себе страховку, если не были к этому вынуждены требованиями закона или кредиторов? И если даже вы купите себе пистолет, станете ли вы носить его с собой каждый день, регулярно тренироваться на стрельбище и в тире? Как бы это соотнести с образом… Ну, скажем, ответьте себе на вопрос, ходит ли ваш герой регулярно в спортзал, и если ходит, готов ли оставить свои попытки сбросить лишние килограммы ради почти невероятной возможности, что ему реально придётся применять оружие? Потратит ли он деньги на оплату тира и патронов? Или уберёт дорогую игрушку подальше от греха, чтобы, не дай бог, не потерять, или, спаси Боже, кто-то из детей не нашёл и случайно не прострелил себе голову, не потащил смертоносную технику во двор, хвастаться перед товарищами, а то и того хуже, в школу, мстить за детские обиды и разочарования первой любви?

А вот другая роль - вы молодой сынок крупного бизнесмена или влиятельного чиновника, папе вами заниматься было просто некогда, но денег он на вас не жалел, поэтому выросли вы в полной уверенности, что вам можно всё, включая эксперименты с наркотиками, самоутверждение за счёт тех, кто не столь преуспел в жизни, покатушки по пешеходным зонам и игра в догонялки с ГИБДД. Как скоро у вашего героя появится пистолет, и остановят ли его жёсткие системы контроля, если он уже год ездит везде без прав?

А теперь давайте сыграем на обострение, сведём этих двоих в одной мизансцене, скажем, в ресторане, где подгулявший мажор решит покуражиться над милым безобидным буржуа и его семейством, или на перекрёстке, где их автомобили встретятся, пытаясь опровергнуть тезис о том, что два объекта не могут одновременно занимать одну точку пространствеа. У кого из них в этом эпизоде с большей вероятностью окажется в руках пистолет, а у кого вилка с тупыми зубцами или монтировка? И кто будет более склонен к неограниченному применению силы? Станет ли в результате наша пьеса больше похожа на милую рождественскую сказку, или на хоррор без хэппи-энда? А если, по странной прихоти судьбы, пистолет всё-таки окажется в руках нашего положительного героя, сможет ли он удержаться от его применения, если представитель золотой молодёжи вдруг резко полезет в карман за мобильником, чтобы пожаловаться папе? Насколько он готов будет сдерживать рефлексы, если вероятность увидеть в итоге не позолоченную «Вирту», а инкрустированный самоцветами «Кольт» будет близка к 50%? И даже за отсутствием собственного пистолета, не предпочтёт ли он сразу пустить в ход вилку или монтировку, а потом разбираться, что там у пацана за пазухой?

Но можно взять роль более характерную, скажем, человека, ступившего на преступный путь. Разве от того, что у кого-то из его потенциальных жертв появится пистолет, изменятся обстоятельства, сформировавшие образ данного персонажа? Он станет умнее, образованнее, лучше социально адаптирован, изменятся его моральные установки, пропадут алкогольная зависимость или пристрастие к наркотикам? Заставит ли появление у жертвы пистолета такого человека изменить своё амплуа, переквалифицировавшись в продавца цветочков и воздушных шариков? И есть ли в программке незанятые роли для него? Или он продолжит играть всё того же преступника в предполагаемых обстоятельствах – станет нападать на женщин, детей и стариков, у которых пистолет может оказаться с меньшей вероятностью, а чтобы компенсировать снижение доходов, будет нападать чаще, учтёт возможность наличия оружия у жертвы, а потому будет выстраивать тактику нападения так, чтобы пистолет не мог быть пущен в дело – сразу калеча клиента вместо того, чтобы угрожать? И не станет ли для него наличие оружия фактором дополнительной привлекательности объекта ограбления? Это же не потасканный смартфон, которому у перекупщиков цена пять косых в базарный день, за ствол можно и побольше выручить, да и самому сгодится.

А вот похожая роль – второй стражник. Он обычно появляется на сцене ненадолго, но, как правило, в напряжённые моменты. Его образ не предполагает глубоких внутренних переживаний и философских раздумий. Он знает, что ему нужно быстро отбарабанить роль и валить в буфет, пока бутерброды не кончились. Будет ли он разбираться, что там у мальчика в руках, игрушечный пистолетик или позаимствованная из папиного сейфа «Беретта» - предмет удовлетворённого вау-орального комплекса? Станет ли рисковать, выясняя, что прячет под полой подозрительный тип в подворотне – отжатый смартфон, или нечто, передающее гораздо более весомые сообщения? Или просто станет стрелять в каждой сомнительной ситуации, поскольку не хочет, чтобы им занялись могильщики? В одном заокеанском театре этот мюзикл уже много лет дают с большим успехом, и в последние годы всё чаще, хотя не всегда стражники доживают до сцены суда в третьем акте.

Но в наш век блокбастеров и мыльных опер учение Станиславского надёжно забыто, актёры читают текст так, словно и нет никого на сцене, не было ничего до, и не будет ничего после. Не только мотивы других персонажей никто проживать не хочет, но и себя в предполагаемых обстоятельствах не видит. Всё забивает хор. Хор вдалбливает в уши публики свой затверженный речитатив. Песня его проста – у преступников оружие и так уже есть, так дайте его честным людям! Некому спросить у хористов, станет ли у честных людей оружия больше, чем у преступников, в результате общего увеличения его количества на сцене. Или, может, лучше сосредоточить усилия на разоружении преступников и борьбе с преступностью вообще, а не плодить проблемы? Хор вопит – под колёсами автомобилей погибают сотни тысяч людей, вы же не запрещаете автомобили! Никто не поинтересуется, станет ли от раздачи оружия меньше людей погибать на дорогах, или мы лишь увеличим общее число жертв, а также равно ли необходимы нам в повседневной жизни «пушки» и «тачки».

Да чёрт с ними с частными вопросами, никто даже не спросит, какую пьесу мы здесь пытаемся сыграть – кровавую драму с массовым падежом героев, жуткий детектив с участием гениального сыщика, или лёгкую лирическую комедию для семейного просмотра. Ответ на этот вопрос позволит нам ответить на главный вопрос по Станиславскому – нужно ли нам в реквизите ружьё.