На экранах

Кино побеждённых. О лучшем фильме года в России

Вы, скорее всего, его вообще не смотрели и смотреть не станете. Но поговорить о нём нам всё равно стоит

Уважаемые читатели!

У меня есть однооправдание тому, что я посмотрел лучшийфильм года в России (по версии национальнойпремии "Золотой орёл") на два месяцапозже, чем кинокритики.

Оправдание следующее:вы, скорее всего, его вообще не смотрелии смотреть не станете. Но поговорить онём нам всё равно стоит.

Потому что лучший фильмгода по версии золотого орла называется"Рай", и в нём, как в удачном меме,отражена вся горькая современнаякиноэлитность.

...Киноэлитность в 2017-м- это не просто когда люди, не вылезающиеиз строгих костюмов (немецкие чиновники,российский Минкульт и миллиардер Усманов),все вместе дают пять миллионов долларовпочтенному режиссёру из вельможной культур-династии, а почтенный режиссёрснимает на них свою пятую жену-телеведущую.

Если бы всё этимограничилось - это не было бы ещё настоящейкиноэлитностью, нет.

Настоящая - начинается там, гдезвёздная команда берёт чёрно-белуюплёнку, и бреет телеведущей голову, иодевает в робу, и ставит титр "1942 год",и посвящает фильм свежей и неизбитойтеме концлагерей, свежей и неизбитойтеме банальности зла, свежей и неизбитойтеме болезненных отношений палача ижертвы, и беспроигрышно отправляет весьэтот неизбитень в Венецию и на "Оскар".

Беспроигрышно - потомучто не привезти оттуда хоть что-нибудьтакая картина не может. Потому чтодоосмысление и переосмысление иперепереосмысление нацистскихпреступлений есть часть европейскогокультурного официоза уже многодесятилетий. И множество современныхрежиссёров родились в мире, где уже былаежегодная традиция награждать что-нибудь"про нацизм".

И вот уже лет тридцатьпо меньшей мере элитные творцы циничнозапрягают толпы измождённых жертвконцлагерей и на них, радостные и вофраках, въезжают на сцены фестивалей ив кабинеты меценатов. И деваться некудани меценатам, ни жюри. Попробуй не даймаститому дяде со связями, придумавшемупро концлагерь.

Причём с годами этозанятие становится всё проще. Если летсорок назад были какие-то заборы, которыенужно было брать (например, "про романэсэсовца и жертвы" приходилось сниматьсо скандалами) - то сейчас творцу достаточновзять ножницы и нарезать из предыдущихпрорывов фильм-концерт.

И телеведущая становитсярусской аристократкой, выросшей в Париже(это элитно). И она подклеивается к темеСопротивления (это исторично) и Холокоста(она прячет еврейских детей), и попадаетв гестапо (это страшно), где пытаетсясоблазнить французского коллаборациониста(это рискованно и будоражит), чтобыизбежать пыток (это тоже будоражит), иона работает в концлагере на сортировкевещей сожжённых (это про банальностьзла), а спит с одичавшим под воздействиемнацизма юным славистом и чеховедом (этопро беззащитность культуры переддикостью), но потом она как-то невнятноподменяет собой назначенных в газовуюкамеру жертв (это искупительно). Приэтом половину или больше экранноговремени аристократка, нацист-чеховеди коллаборационист, уже мёртвые, сидятв белых больничных пижамах за столом идают путаные интервью невидимому Св.Петру (это очевидно минуты с десятой, адля самых тупых в конце фильма божественныйголос из-за кадра говорит телеведущей"ты можешь больше не бояться, входи!",и она подымает очи горе, и кадр утопаетв сиянии). Ну то есть как-то так.

...Ну а теперь - самоеглавное. О чём, собственно, вся этанебольшая рецензия, уважаемые читатели.

Фильм, естественно,провалился, не собрав в российскихкинотеатрах и шестой части бюджета.

И вот почему. Штука всяв том, что всё это кинематографическоероссийское европейство, сосредоточенноена сложном внутреннем мире палачей, ина сексе палачей с жертвами, и наболезненности подчинения, и на преодолениипокорности, и на всём таком, и так добесконечности -

- оно попросту представляетсобой не нашу культурную проблематику,а европейскую. Так получилось, чтоглавное драматическое событие XXстолетия - страшную мировую войну - мыи они пережили по-разному.

Мы (не мыконкретно, нас тогда не было, но всёравно мы как страна и народ) пережили изавершили Войну как победители.

А Европапережила Войну как побеждённая. Вся -от французов и до восточноевропейцев.

И поэтому унас в душе всё проще: мы скорбим о тех,кого враги убили и замучили, и каждыйгод празднуем победу над ними.

И в нас невстают вопросы "как же мы это опустилисьдо такого зверства", потому что мы неопустились. И в нас не хлопают форточкаминезакрытые гештальты, потому что намвсё понятно. И единственное, что волнует нас по-настоящему - "а смогли бы мы повторить то, что смогли прадеды". У нас, конечно, тоже были предатели и коллаборационисты - но были они не большинством, как в Европе, а незначительным меньшинством, достойным анализа лишь в общем контексте "откуда берутся предатели".

А у европейскойкультуры всё восьмое десятилетие встаёти хлопает.

И поэтому европейскаякультура, в том числе массовая - этокультура побеждённых и травмированных.

И поэтому она себевыработала такие культурные ритуалы итакой официоз, чтобы обязательно проболезненные связи палачей с жертвами,и про банальность зла, и про метаморфичностьгероических паттернов с их теневыми гранями.

И понявшие суть жизниотечественные кинотворцы имитируютвесь этот исторический фрейдизмсознательно и цинично, а кто поглупее- искренне пытаются перетащить эти чужиеневрозы на нашу почву, всё норовя снятьпро гулаги и изнасилованных немок.

А отечественному зрителюна это всё плевать, потому что онисторически здоров.