— 28 мара, 2024 —
 
Общество

Текст о Берии, который вы не опубликуете

Наш читатель продолжает разносить На Линии критикой слева

В своей упорной любви к укоренившимся традициям приверженцы старины никогда не колеблются пустить в ход самые подлые и жестокие методы борьбы, чтобы только задержать наступление нового, в какой бы форме оно ни выражалось.

Эмма Гольдман

Ув. Андрей Сорокин в своей статье несколько однобоко, по моему мнению, интерпретирует историю России,
личность Берии и ценность государства, поэтому данная заметка является всего лишь альтернативным взглядом на
некоторые события и явления. Взглядом слева.

Начать стоит с личности Лаврентия Берии. Википедия сообщает, что Берия вступил в партию большевиков в марте
1917-го, а до этого был связан с различными марксистскими кружками. С тех пор Берия был верным солдатом партии и неплохо справлялся с возлагаемыми на него поручениями. Во внутрипартийной борьбе не участвовал, к оппозициями не примыкал и стал в итоге вторым человеком в стране. Из этой биографии виден скорее исполнительный функционер, нежели пламенный и идейный романтик.

В этом отношении интересна история самой партии большевиков, а если точнее, история её вырождения. Создаваемая изначально как авангард рабочего класса (то есть, говоря проще, элита) партия таковой более или менее и оставалась до Революции: в вихре Гражданской войны к ней прибилось много «попутчиков», как из идейных, так и из карьеристских соображений. Естественно, карьеристов было больше. Ленин осознавал всю угрозу перерождения, о чём и писал в своих последних работах («Лучше меньше, да лучше» и «Как нам реорганизовать Рабкрин»). Тем не менее после его смерти партия всё-таки переродилась (достаточно вспомнить знаменитый Ленинский призыв) и из элитарной стала массовой. Нарождающаяся бюрократия уже не хотела жертвовать всем ради идеалов, а желала лишь тихо-мирно сидеть на уютных местечках.

Чем и воспользовался Сталин, задавив сначала левую, а затем и правую оппозиции и став диктатором (стоит отметить, что бюрократия также воспользовалась Сталиным как истинным выразителем _своих_ интересов; сваливать всё на злую волю одного человека - упрощение). Отсюда и советский национализм, и реабилитация
русской истории, и возвращение погон в армию, и изменение гимна, и примирение с церковью. Апофеозом всей этой реакции стала установка памятника феодальному(!) князю(!!) Юрию Долгорукому в центре Москвы(!!!), столицы как будто государства рабочих и крестьян. Быть может, если рассматривать проблему с точки зрения "преемственности", то это и хорошо, однако с революционной точки зрения – это самое настоящее предательство.

Ведь изначально целью большевиков была мировая революция, и, ожидая её, на первых порах они проводили в жизнь почти анархистскую программу по уничтожению государства (например, окончательно разложили армию; также показательна фраза Троцкого о вверенном ему посте наркоминдел: «Дело моё маленькое: опубликовать тайные договоры и закрыть лавочку»). Те, кто видят в большевиках неких продолжателей дела имперского величия
России, заблуждаются: эти радикалы в условиях войны на несколько фронтов, интервенции, голода и всего остального были вынуждены заниматься тем, что им и в страшном сне не могло присниться: созданием государственной машины. А после провала Польской кампании и на фоне затухающего революционного
движения в Европе им ничего другого и не оставалось. Альтернативой был только отказ от власти, с таким трудом
завоёванной.

И тут мы подходим к главному вопросу: государство. Это всего лишь инструмент управления, подобно молотку, которым можно и гвозди забивать, и черепа проламывать. Всё зависит от того, в чьих он руках. Большевики, например, взяв власть, ввели 8-часовой рабочий день, посадили в Совнарком первую в мире женщину-министра (Александра Коллонтай), сделали доступными и бесплатными образование и медицину, упразднили табель о рангах и ликвидировали все полагающиеся привилегии. Эти действия тогда многим касались радикальными, а сейчас
женщина-министр и 40часовая рабочая неделя – привычное дело. Но государство можно использовать и для
того, чтобы расправляться с теми, кто двигал историю вперёд, пресловутый 37-й год тому пример. Поэтому странно
слышать от Андрея Сорокина, что «самая решительная революционно-модернизационная сила в сегодняшней России – это государство и есть». Как инструмент может быть силой? Нет, он способен быть только подспорьем для того, в чьих руках находится.

Лаврентий Берия, как уже было сказано, являлся лишь частью этого инструмента, исполнительным функционером, поэтому в появлении на Первом канале документального фильма о нём (а также о Будённом, Молотове и Ворошилове) нет ничего удивительного: фигура Берии вполне безопасна для общественного потребления и при опрокидывании в современность даёт нам крепкого и сурового хозяйственника, к которому стоит относиться некритически, ибо за каждым его биографическим эпизодом стоят «глубокие пласты истории страны».

Именно по этим причинам мы не увидим на Первом канале таких же фильмов о Троцком, Розе Люксембург, Антонио
Грамши, Карлусе Маригелле, сапатистах и сандинистах или Робеспьере и Сен-Жюсте. Они-то по-прежнему опасны, так как относились ко всему критически и своими действиями подрывали сложившиеся устои, двигая историю
вперёд.

...Термин «революция» в последнее время совершенно девальвировался, и ею нарекают любой мелкобуржуазный
переворот (как, например, на Украине), поэтому стоит напомнить истинное его значение: радикальное, коренное,
глубокое, качественное изменение, скачок в развитии общества, природы или познания, сопряжённое с открытым
разрывом с предыдущим состоянием и ведущее к обновлению и усовершенствованию чего-либо.

P.S. Виктора Мараховского

К сказанному ув. читателем стоит добавить несколько слов. Написанное им по факту ничуть не противоречит публикации о Л. Берии на нашем портале. Ув. читатель всего лишь расценивает как вырождение партии большевиков тот процесс, который мы расцениваем как неизбежное огосударствление партии, желающей сохранить жизнь и целостность страны.

В известном смысле взросление является вырождением детства, а полет в космос - вырождением мечты о полете в космос. Но это материя отвлечённо философская, то есть практической ценности не имеющая.

Проблемы начинаются там, где ув. читатель внезапно норовит разжаловать государство из действующей активной силы в молоток и инструмент - каковым государство, состоящее в первую очередь из людей, объединённых общими задачами и культурно-идеологическим фоном, безусловно не является. Инструментом государство худо-бедно может выглядеть на уровне департамента статистики (и то, как учит нас "Служебный роман", там кипят вовсе не инструментальные страсти). Попытка же свести его к инструменту не выдерживает проверки практикой.

По факту революционеры (подрывающие устои) традиционно служат движению истории вперёд лишь в том смысле, что расчищают пространство для нового экономического, социального и государственного строительства. После того, как эта их миссия выполнена - они либо превращаются в "исполнительных функционеров и хозяйственников", либо более или менее насильственно сходят с исторической сцены.

Именно поэтому мы так мало знаем о государствах, построенных Троцким, Сен-Жюстом и Робеспьером. Будучи помещёнными в практическую реальность истории и оказавшись перед насущными задачами, они заменялись скромными и малозаметными поначалу "функционерами", которые собственно и совершали модернизацию вверенных им обществ.