Настоящая коррупция

Вот что такое – настоящая коррупция, а не желтые кроссовки

Феноменсплоченности нашей творческойинтеллигенции – вещь поражающая и, какни кокетничай, вызывающая. Они могутделиться, яриться, кориться, распределятьсяпо полюсам и меридианам, но, как только«власть» тронет кого-то с маркером«свой», тут же заворачивается броуновскоедвижение: все они на улице и в фейсбуках,плечом к плечу. С общей слезой.

Понятно,что от всех этих мужчин в модных оправахи с приятным загаром не дождешься вотэтого, простецкого: «Да ты, видать, ивпрямь без ума, Копченый! Чтоб Жегловтвои поганые деньги взял, ну, о чем тогдас тобой разговаривать?!». Они берут, какговорил достоевский, «очень берут». Упоганого государства – деньги, и сгосударством же не разговаривают. Онина него орут, топают ногами, хлопаютдверями, всячески презирают и оченьзащищают своих, когда это «поганоегосударство» чуть потребует отчета отом, куда утекли вдруг деньги из нервныхнаманикюренных пальцев.

Но тут поразительнани эти невообразимо многозначные цифры,ни эта разухабистая беспринципность,ни покорная государственная, едва лине извиняющаяся, аккуратность в такихситуациях, а то чувство сосущегоодиночества себя перед государством,когда ты за всем этим наблюдаешь.

Речь не о личномодиночестве, а одиночестве более широком:профессиональной беспомощности,невозможности ни повлиять на творящуюсяна твоих изумленных глазах несправедливость,ни изменить что-либо. И никто не выйдеттебя поддержать, потому что твое «малоеделание» - фон для всех этих гомерическихдрам. И иногда даже – корм. И почва: ведьты – тот пресловутый «налогоплательщик»,о котором все столько говорят, но никтоего не видит, и за чьи деньги государствоиногда требует ответа у шумных, сплоченных,яростных и творческих.

В итоге –закрытая дверь. Вековая тишина. Ведьречь идет не о гонимых «мейерхольдах»,а о злочинных «роттенбергах». Это даженекомильфотненько обсуждать: не ходипо косогору – сапоги стопчешь.

Меж тем, вопрекиустойчивым мифам, одна из самыхнезащищенных категорий перед условной«властью» – крупный бизнес. Именнокрупный бизнес заключает со своимиработниками трудовые договоры, неиспользует налоговые схемы, демонстрируетпрозрачность. И, как ни странно, именноследование закону и создает наибольшиериски. Если в мелком или крупном можнозапросто, без лишних обиняков, указатьработнику на дверь, не соблюдая каких-либозаконных процедур, то любое крупноепредприятие погружается в долгий изатратный судебный процесс, в финалекоторого суд часто встает на сторонуработника, вынуждая предприятиевыплачивать компенсации.

Таким образом,работник крупного предприятия лучшесоциально защищен и привлекательностьрабочего места возрастает. Часто врегионах предприятия крупного бизнесаединственные, где можно уйти в декретныйотпуск со всеми предусмотреннымитрудовым правом гарантиями. О реальнойсоциальной значимости «кровопийственногоолигархического капитала» говоритьнепринято и даже неприятно. Это подтачиваеткартину бытия продвинутого обывателя,который давно распределил действующихлиц воображаемой им действительностина «плохих» и «хороших».

Разнообразныетаможенники и налоговики торопятсяполучить звездочки и премии (а иногдаи не только), выявляя «налоговыеправонарушения», которые часто заключаютсяв том, что крупное предприятие не«проявило должной осмотрительности»и «не оценило деловую репутацию», выбираяконтрагента. Который часто оказываетсятем самым мелким и средним бизнесом,который не нанимает официально работников,не приобретает в собственность основныхсредств, немедленно обналичиваетпоступившие ему денежные средства подфиктивные договоры займа и подает«нулевые декларации». Часто такие«мутные» контрагенты выступают какнеизбежность, как единственный источниксырья. В таких областях как лесозаготовка,например, царит настолько невообразимаясуровость нравов, что о проверкевырожденной в светлых коридорах ВШЭидиллической «деловой репутации», лучшене заикаться. Или вообще не работать.Но не работать нельзя – нужно платитьналоги и платить работникам, в порядке,и в сроки, предусмотренные трудовымдоговором. Иначе может получитьсяПикалево.

Все культурныелюди, посмотревшие фильм «Левиафан», точно знают, что тяжело отчаянномупредпринимателю одному против системы.И вообще, коррупция это плохо, даже самослово какое-то неприятное, как будтотебя грызет какой-то безликий железныйрот. И всякий рассерженный «мыслитель» знает, что коррупция – это «димон» идомик для уточек, и когда «гаишник уменя деньги потребовал».

Но, как нипарадоксально, именно крупный бизнесдемонстрирует перед коррупцией абсолютнуюуязвимость (хотя здесь три раза, чтобыпрогнать морок, следует повторить«роттеберг, роттенберг, роттенберг»).Ведь это мало похоже не правду. Тем менеевся мелкая региональная коррупциякормится именно вокруг местных предприятийкрупного капитала, которым до Богавысоко, а до царя (основного акционера)далеко.

Простейшийпример из новейшего. В недалекой отстолицы местные «жучки», заручасьподдержкой администрации, скупили, какобычно, за копейки земельные паи у бывшихработников развалившегося колхоза. Всчет земельных паев выделили земельныеучастки ровно по границам работающегокарьера, в границах горного отвода (тойтерритории, где, согласно лицензии,может вестись добыча породы). В результатеползучего обезземеливания карьер неможет продвигаться в границах своейлицензионной территории из уважения ксвященному праву собственности. Цель«жучков» понятна – продать землипредприятию, обрабатывающему карьер,по максимальной цене (покупка или арендаземли у колхоза обошлась бы на несколькопорядков дешевле). Карьер, в свою очередь,является сырьевой базой для крупноговновь построенного завода, обеспечивающегозанятостью 800 человек. В результате этойнехитрой авантюры убыточность предприятиявозрастает в разы. Что будет с занятостьюв небольшом районе – очевидно.

Вот что такое– настоящая коррупция, а не желтыекроссовки. Когда добывающее предприятиеобратилось в суд – судье было оченьсмешно. В прямом смысле, он не мог скрытьулыбки, председательствуя в заседании.Как человеку – ему все очевидно, а каксудья он следует закону: ребята егоформально не нарушили. А неформально –очевидное злоупотребление при формальномсоблюдении закона само по себе являетсяоснованием для защиты того, в чьемотношении осуществляется незаконноеиспользование правовых механизмов (вюридической терминологии – злоупотреблениеправом).

Судья давноживет в этом городе и «жучки» ему хорошознакомы. Карьер же, с его расположеннойв Москве управляющей компанией, - чужойи пришлый. Именно это обстоятельствопозволяет «жучкам» в кулуарах судапрямо заявить представителям добывающегопредприятия: «Вы чьи интересы представляете?Ага?! Значит, будем вас стричь!».

В сущности, всетут описанное – может показаться мелкимипроизводственными фактами. И уж «больдуши» за крупный капитал вряд ли найдетпонимание и широкий отклик. Но, тем неменее, речь идет о тех самых затертыхпо потери смысла «налогоплательщиках»,благодаря которым возможна подкормка,в том числе, и деятелей культуры бюджетнымисредствами. И деятели культуры – к другдругу чутки. И к ним – чутки.

Единственныйрезонансный случай чуткости, когда«спор хозяйствующих субъектов» разрешалсяшумно, яростно и телегенично – упомянутоеуже Пикалево. Только потому, что пикалевцыот отчаянья вышли на улицу. Во всехпрочих случаях люди просто обреченноспрашивают: «Ну, что, теперь заводзакроют?» Они просто знают, что в отличиеот Серебрянникова и его вакханок,государство их не боится. И ими почему-тоне дорожит.