Общество

Мы на фоне Ницше

Есть три способа наплевать на историю

Нас, вшивую интеллигенцию и, послову классика, г.но нации, реальныепацаны вечно обвиняют в том, что мыобразованность свою хочем показать,потому и говорим о непонятном. Скажем,наконец, весомо, грубо, зримо. В слоганах.Подумаем единственную, чтоб не обезобразитьчело, мысль. Об истории. Вернее, о том,какова история в наших головах. Добавлюни к селу ни к городу, что сегодня систорией получается интересная история.

Фридрих наш Ницше, ну, тот самый,что на дому констатировал смерть Бога,а сам стал божеством, которому молиласьвся культура ХХ века, вот этот самыйперец сказал в минуты своих гениальныхпрозрений, что есть три способа наплеватьна историю. Это история антикварная,критическая и монументальная. Шаркнемпо душе!

Всё так!

Антикварная история в головах– это безраздельная преданностьпрошлому, то есть тому, чего нет, этотакой пассеизм (от фр.passé – прошлое).

Только мёртвое достойно ихвеликой любви: там, в милом и героическомпрошлом, всё было правильно, тепло исветло, не то что ныне. Только кладбищуони говорят «всё так!» Только неустанномукопанию в могилах и страстномуколлекционированию трупов посвященаих жизнь. Кто не с ними – тот против нихи объявляется супостатом на все времена.

Конечно, если исчезает уважениек истории, жди беды. Но если требуют нехоронить мертвецов, бальзамироватьусопших, выставляя их на всеобщееобозрение, и запрещают сносить ветхийзабор, потому что возле него пописалПушкин, а новый объявляют презрительноноводелом, потому что Пушкин там непописал, беда уже пришла.

В этой категории антикварнойистории, обозначенной 143 года назад,всякий конкретный пацан без трудаопознает такие разные, казалось бы, исовершенно сегодняшние явления, какбои за мавзолей Ленина, движениереконструкторов или родноверие (религиюпредков).

Исторические реконструкторы иадепты разнообразных языческих культовбытуют сейчас по всей Европе-маме иреконструируют что ни попадя, отАнтичности до времён «холодной войны»,от одежды, кухни, ремёсел, оружия дообычаев и верований минувших эпох, отпиров и турниров до этнодеревень ифестивалей. Примечательно, что зачастую,когда от «реконструируемого» никакихдостоверных сведений не осталось илионо не слишком пригожее, реконструкцияпревращается уже в чистую фикцию, в гон,как говорят правильные пацаны. Собственноисторический взгляд предполагает взглядна историю с другой, современной точкизрения, притом взгляд критический, атут пытаются от неё отказаться, полностьюпогружаясь как бы в прошлое, вымечтанноеи в сахарном сиропе, мгновенно превращаяисторию в глянец, волхвов и пейзан,гламур и лямур.

Покушать Сашу Пушкина и трахнутьТаню Ларину

Нов и загадочен этот дискурс,таинствен сей нарратив. Теперь постояннов книгоиздательских проектах, в прессе,на ТВ и в Рунете предлагается приобщатьсяк высокой культуре через кухню, постельи развлечения. Рассматривают, что именнокушал Гоголь или, не побоюсь этого слова,Мефистофель. Классик жанра в России –В.В. Похлёбкин, но явление интернациональное.Тут и поваренная книга «Игры престолов»,и еда в романе «ЕвгенийОнегин», и кулинарная книга Джейн Остин,и лакомства муми-троллей, и овсянкамиссис Хадсон с Бейкер-стрит. Тут жекрайне уместен рояль в кустах, дасобственно ради рояля всё и затевается– рекламаресторанов, где эти чудеса можно сегодняотведать. Недаром народиласьи профессия новая: ресторанный критик.Раньше на халяву обедали приживальщикии прислуга, а нынче они, не шутите,ресторанные критики, и даже хорошаяписательница с громкой фамилией несчитает теперь за моветон подобноезанятие. Ведь как сладко: съел котлетыпожарские рубленые по полтыщи за штуку,и ты уже почти Пушкин, к тому ж их Гогольобожал, вот ты и с Коляном на дружескойноге. И тебе сытно, и критик сыт, иресторации прибыток.

Понятно, что великий человектеперь без постели никому не интересен– и гонят бесконечные дон-жуанскиесписки Пушкина, Блока, Горького, далеевезде без остановки. С кем – ФИО, пятыйпункт, прогрессивно однополый илиотсталый, пола противоположного, –когда, в какой позе и сколько раз. Дляпонимания творчества великих этоабсолютно необходимо, а вы как думали?И как иначе понять Прекрасную Даму, еслине как шлюху? Или Татьяну Ларину, еслине как фригидную дуру? Никак. Хорошоидут стримы из постели великих и неочень, репортажи «В постели с…» Кто-тоспит с Наташей Ростовой, кто-то – сдушкой Лермонтовым Михал Юричем. Съел– и порядок. И ничего удивительного.Вот намедни вычитала у одной девушки вфейсбуке, что такое самиздат в СоветскомСоюзе. Оказывается, мы переснималитексты мобильником. В синагоге тайно.А вы мне говорите. Ну то есть культура– это культурный отдых: жратва, бабы ирок-н-ролл. Рок-н-ролл, потому что и Бог,старый грозный Бог, у них теперь сдрайвом, на эстраде приплясывает иобращается прямо к своим фанатам: вкури,грит, пацан, чо я с тобой базарю.

Прошлое по законам массовогосознания, дорогие мои пацаны и пацанки,сплющивается в аисторическую лепёшку,в блин, что уже хоронит не толькособственно настоящее и будущее, но,вообразите, и то самое прошлое, во славукоторого воздвигаются все этиништяки-фантомы и мимимишки. И воля кжизни, стремление действовать и творить,предупреждал Ницше, тут гаснет к чертямсобачьим.

Всё не так!

Критическая история судит иосуждает прошлое. В пределе её слоган– «всё не так!» Этим «историкам» всёнадо разрушить, угробить, уконтрапупитьдо основанья, а затем… что? Нет ответа.И в этом их преступление перед жизнью.Такие критики, как и антиквары, ратуютза всё хорошее и против всего плохого,гонят порок и лелеют добродетель. Толькоантиквары ухайдакивают настоящее радипрошлого, а критики гнобят настоящееради будущего: футуризм у них такой (отфр. future– будущее). Юноша бледный со взоромгорящим, воспитанный критическойисторией, точно знает, что нет ничегодорогого и ценного под солнцем, а предкиего были дурак на дураке, и мерзавецмерзавцем погонял – равно как и нынеживущие взрослые. Взгляд вроде бы прямопротивоположный антикварному, а насамом деле столь же аисторичный. Узнали?

Да-да-да, это российские – и нетолько российские – борцы с советскимпрошлым. Всё хоронят нас, и всё никак.Сами-то они родились от белоснежногоаиста в белоснежной капусте и вослепительно белом фраке.

Автор интервью 1977 года с Н.Я.Мандельштам отмечает, что в то времявосприятие ею текущих событий «былозатуманено». Точнее было бы сказать –карикатурно: «Здесь ничего воскреснутьне может. Здесь просто все мертво. Здесьтолько очереди. …При крепостном правекрестьянам легче жилось, чем сейчас.…Пока я ездила на метро, ятолько удивлялась, какие мертвые лица.Интеллигенции нет. Крестьянства нет.Все пьют. Единственное утешение –это водка».Вмассовом сознании нынешних деток именнотак и представляется наше недавнеепрошлое: «все ходили строем, голодали,все на всех доносили и все всехрасстреливали; вот же идиоты-подонки».Мальчишечка лет четырнадцати пишет вфейсбуке: «Вот и я насчёт этого бомблю,почему-то совковые твари только помнят"прекрасные времена", ну какпрекрасные: ну, не ели недели, нупосадить/дать ссылку/расстрелять моглине за что, ну ходили в одинаковых вещах,ну п.дили нас взрослые не за что, нопрекрасные были времена, но то шо щас!!!»(сохранена авторская орфография ипунктуация, лишь одно слово дано всокращении). Начала и концы сходятся.

Борьба со сталинизмом, которыйдавно почил, но с ним всё борются иборются неустанно, теперь в сознаниинаших людей неразрывно спаяна с разгулом90-х годов. Уже тогда было ясно, что людирессентимента, времён национальногоразрушения, которых прорабы перестройки,сделавшие на подобных делах свой личныйхороший гешефт, перекормили бесконечнымипопрёками и требованиями унизиться дониже пола, – вотэти люди, если и выживут, отвергнутидеологию, превратившуюся в оправданиебеспредельного ограбления и уничтожениянарода. Но прорабы и их наследники ничегоне поняли и до сих пор продолжают жатьвсё на те же кнопки. И собственнымивысказываниями уже создали сетевыемемы. Они же светлолицые с доброкачественнымигенами, вынужденные страдать среди нас,тёмной массы с генами неправильными,которая, что с ней ни делай, всё равновозрождает сталинизм. Разумеется, всёэто говорится на публичных площадках,но, естественно, транслируется прямоиз подвалов Лубянки и из газовой камеры.До чего дошёл прогресс…

Особая статья – история с интер-и нацуклоном. Послушаешь одних – вистории только и было, что заговорымасонов, гнобивших немасонов как невинныховечек почём зря. Другие прощают холокостнемцам, потому что выгодно торганулипрахом соплеменников, прощают его вообщевсем, кто ан масс участвовал в «окончательномрешении еврейского вопроса» и самыммилым образом про это забыл. Прощаютвсем, кроме русских. Потому что,оказывается, Сталин, истинный русский,вырастил Гитлера, чтобы тот устроилхолокост, сам-то Адик не догадался бы ивообще хотел евреев спасти, но что-топошло не так. А потому что холокостпозарез нужен этим «историкам», безхолокоста они лично ничто и звать ихникак. А с холокостом они нечто и правоимеют, как им мнится, быть шовинистическимисвиньями. Не их персонально душили вгазовых камерах и не они лично освобождалиЕвропу от нацизма, но именно они личнотребуют себе бесконечных льгот и правасчитать русских недочеловеками. Онинекрофилы, но никакой любовью там и непахнет: всё, к чему они прикасаются,обращается в кладбище. Они жаждутокончательного решения еврейскоговопроса, они зовут его страстно в надеждеуспеть поживиться прибытком на дымящихсяостанках. И вот, оказывается, Иуда лучшеХриста, а все, кто считает иначе – т.е.авторы Евангелий, а строго говоря, самГосподь Бог и все христиане, 33% населенияЗемли, – те фашисты. Так полагаетизраильский претендент на Нобелевку.Нет страшнее врага у евреев, чем таковские«историки».

Желаю, чтобы все!

Кроме антикварной и критическойистории, Ницше упоминал ещё историюмонументальную. Монументальная история– это когда в прошлом выделяются великиесобытия, которые ставятся настоящемув пример: «желаю, чтобы все!» Прочиеявления оказываются такой неинтереснойсерой пеленой и опять же кладбищем, гдеэпохи отличаются лишь материаломсобытий, памятниками бронзовыми,железными, гипсовыми. Такой своеобразныйпрезентизм (от фр.présent – настоящее, нынешнее). И опятьвыходит, что воля к жизни может совершенногикнуться: иногда это указаниена возможность великого в настоящем ибудущем, но часто –отрицание настоящего и будущего,поскольку великое уже случилось, а всёреальное мелко, фейк и фишинг один.Монументалисты, видящие в истории лишьпафос, могут легко апгрейдить под негововсе не пафосные события и персоналиии тем самым сливаться в страстныхобъятиях с историей глянцевой. Но отлюбви до ненависти один шаг, и, вывернувэтот прикол как перчатку, приходят ктому, что история – цепь низостей ипакостей, геморрой и грузилово («чтобникто!»), т.е. к ницшевской историикритической.

***

Гениальный немец рассказал намо нас. Но не всё. Он писал о монументальной,антикварной и критической истории,однако мы его догнали и перегнали, нето что ту клятую Америку. Ницше, при всейего ненависти к «маленьким людям», несмог вообразить такого перекраиванияистории массовым сознанием, когдавеликие дела будут выводиться из кухни,постели и недержания мочи, а Сталинродит Гитлера с целью устроить холокост.

Историю надо знать для настоящегои будущего. Если концепт делает ихненужными, невозможными, такая историяне только ложна, она ещё и вредна дляживой жизни, внушая гламурное отношениек жизни, отвращение и цинизм и на корнюубивая ростки сложных чувств и начаткисозидательной деятельности. Как сказалбы Константин Леонтьев, которого называлирусским Ницше: убивая цветущую сложностьупростительным смешением. Именно обэтом предупреждал немец: нельзя впариватьмёртвое, некрофилов – в сад! Потому что– а жить когда?